На выходе из станции метро Кузнецкий мост - арки в первом этаже дома при выходе на Рождественку. Там лавочки стоят. 7 вечера. Народу очень много. Парочка на лавочке слилась в пароксизме страсти. И никто даже советами не мешает:)
Давно я хотел написать о Рождественке. Материала много, поэтому разобью на три части. Рождественка – тихая улица в центре Москвы. Неглинный верх. Всё моё детство связано с ней. Здесь я жил, здесь ходил в школу, гулял с друзьями.… Каждый закоулок, каждый двор был нами обследован и изучен.…
Л. Кранах Старший. Молодая вдова и влюблённый старик. ок.1530 79 х 57.5 д., м. Безансон, Музей изобразительных искусств Ты, говорит, милый, руки раньше времени не распускай! Что у тебя там за пазухой?
Л. Кранах Младший. Три пары любовников. После 1537. д., м. Дрезден, Картинная галерея старых мастеров С парой, что слева - там всё понятно. Там девица сразу ручонку беззастенчиво к пухлому бумажнику протянула. А вот у товарища в центре со вкусом как-то совсем плохо... Хотя в руку ему... хм... чаровница вкладывает явно ключик кошелёк от своего сердца. Ох, парня явно Альфонсом зовут! С правой же парой, судя по всему, всё хорошо. Мужичок явно осуждает поведение своих соседей и, указуя на них перстами, какбэ говорит: "Фу, такими быть! Мы же сольёмся с тобой в любовном экстазе безвозмездно!" Можно даже в большую и светлую любовь поверить. Или нет?
Другое дело весёлый дедушки и девушки с пониженной социальной ответственностью. Их есть, но у старшего Лукаса. Смотрим.
Они — матери, жены, сестры, и больше того: они — женщины, получившие права и обязанности в общественности, в строительстве, они — гражданки нашей страны. Но муж получает „только" 300 рублей, но отец кормит семью, и красавице-дочери может с тоской купить две шляпки в год, с усилием — фетровые боты, с горем коверкотовое пальто. А красавица-дочь хочет котик, темный, как ночь тропиков, французский котик, зеленое шелковое платье.
Кадр из фильма Льва Кулещова "Ваша знакомая" ("Журналистка"). Сер. 1920-х гг. Петровка возле Петровского пассажа.
"Пассаж на большой улице шумит до вечера. Там под стеклянным колпаком движется множество женщин. И останавливаясь и вглянувшись в толпу, вы увидите среди них медленно бредущих от витрины к витрине, из пролета в пролет, очень медленно двигающихся, будто ждущих чего-то, будто пришедших сюда поглядеть, развлечься, встретить знакомых, таких же, как все, женщин в котиковом манто, в каракулевом саке, в беличьей шубке, в пальто коверкот, шевиот, бостон. У каждого свое счастье. У курсистки-медички, шмыгающей снегами в анатомический театр — свое, у дикарки с перьями на голове и кольцом в носу — свое. Некий офицер-эмигрант, забравшись в недра владений какого-то дикого племени подарил царице десять пустых банок из-под мясных консервов, и потому в честь его были устроены самые пышные празднества. У царицы было высокое счастье овладеть блестящими жестянками, любоваться ими, взвывая от радости.
- Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной... - Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
Настоящая фамилия Раневской - Фельдман. Она была из весьма состоятельной семьи. Когда Фаину Георгиевну попросили написать автобиографию, она начала так: "Я - дочь небогатого нефтепромышленника..." Дальше дело не пошло.
В юности, после революции, Раневская очень бедствовала и в трудный момент обратилась за помощью к одному из приятелей своего отца. Тот ей сказал: "Дать дочери Фельдмана мало - я не могу. А много - у меня уже нет".
